К огромному сожалению, мне, юному меломану, в школе преподавали не английский язык, а немецкий. Типа: «Майне кляйне поросёнок вдоль по штрассе  шуровал». Поэтому, все названия и термины я буду писать на русском языке.

Расскажу немного о себе. Родился в городе Москве, учился в средней школе №696 (на Соколинке) «ни с каким» уклоном. Рос я обычным, но очень любознательным мальчиком. Компьютеров, к сожалению, тогда ещё не было. Но, я не скучал. По паспорту старшей сестры записался в две взрослые библиотеки, и с упоением читал «Три мушкетёра» Дюма, «Айвенго» Скотта, «Крестоносцы» Сенкевича и т. д. Повзрослев немного, перешёл на Фейхтвангера. После занятий в школе, два раза в неделю посещал изостудию на Спартаковской улице, а остальные дни ездил фехтовать на саблях (шпаги и рапиры, после фильма «Три мушкетёра», были уже заняты) в ГЦОЛИФК на Разгуляе. По вечерам, сидя у приёмника «Латвия»,  с упоением слушал новинки поп- и рок-музыки, на «вражеских» радиостанциях. По-нашему тогдашнему радио, в связи с идеологическими установками партии и правительства, такую музыку нельзя было услышать. Сегодняшняя молодёжь может об этом и не знать. У них сейчас «фабричные грёзы» «одностилевой» музыки в «тутийном» фонограммном звучании. Обидно!   

Только, прошу Вас, не считайте меня «ретроградом» или «довольно заскорузлым блюзовым страдальцем». В начале 60-х годов наметился кризис популярной музыки, пока на Олимпе не засияло новое, невиданное по популярности направление рока, под названием «Биг-бит» (сильный удар). Это звучание электрогитар под пульсирующий, чёткий ритм рок-н-ролла. Этого кризиса я боялся, так как любил звучание сольного пения (тенора), ф-но, трубы и саксофона (впоследствии я стал фанатом Оркестра «Чикаго»).    

На официальной советской эстраде появились, так называемые ВИА  - «Норок», «Поющие гитары», «Весёлые ребята» и т. д. А популярность Элвиса Пресли, с лихвой компенсировал, талантливый советский певец, Муслим Магомаев. 

Многие рок-ветераны, как под копирку утверждают, что всё началось с услышанной ими музыки ливерпульской четвёрки «Битлз». Мне же, больше нравились певцы «напряжения», такие как Элвис Пресли, Чабби Чеккер и Джони Холлидей (потом к ним присоединились англичанин Том Джонс и  грек – Демис Руссис). 

Музыка Битлз (такое название квартета написано по-русски в журнале «Америка»), мне по началу, не понравилась. Слащавые баллады, многоголосие исполнителей, напоминало песни заполонивших тогда столичный радио-эфир японских сестёр Пинац. Это их знаменитое: «У моря, у синего моря», - достало и утомило. Не хватало мне ещё только песни «Хелп» (из одноимённого кинофильма) выскочек из Британии, часто звучащей на радио «Свобода».

Какое-то время, я представлял себе, что Битлы - это женский коллектив, как модное тогда негритянское трио «Супримс». Девушки отменно здорово пели соул (песни души)! Мурашки шли по телу. Честно, скажу: я жутко ревновал, входившие в моду, гитарные бит-группы Кинкс, Энималс, Троггс, Манкис, к королю рок-н-ролла – Элвису Пресли, твиста – Чабби Чекеру, соула – Джеймса Брауна.        

Однажды, в середине 60-х годов, по телевизору, наконец-то, показали квартет «Битлз». Длинноволосые девушки (так мне показалось), в мужских чёрных костюмах и белых рубашках, спускались с трапа самолёта. Их модные узкие галстуки выглядели необычно для примерного школьника, коим я являлся. Вокруг море поклонниц, полицейских и машин скорой помощи. Творилось что-то не вообразимое: поклонницы кричали и бились в истерике, полицейские, как могли, сдерживали напор толпы. Падающих, и теряющих сознание девиц, врачи грузили в кареты скорой помощи (!). Я тогда просто не понимал, почему такой ажиотаж. Дальше, больше; на экране телевизора огромный стадион, и такой же экстаз молодёжной публики (тинэйджеров), под популярную тогда мелодию песни «Твист и возгласы». Это меня заинтересовало. Британский квартет спел её лучше и круче.

Утром, под впечатлением от вчерашнего репортажа по «ящику», пошёл в библиотеку…. Нет, конечно. Поехал в студию Грамзаписи на «Пешков-стрит» (улица Горького). Мало кто в столице знал, что там можно было записать на «рентгеновский снимок» практически любой западный «сингл». Термин «сингл»  я узнал из молодёжного журнала «Ровесник».

Вхожу в прохладный холл студии, подымаюсь по лестнице на второй этаж, и столбенею от звенящей мелодии  песни «Рок-н-ролл мюзик», в исполнении всё тех же Битлз. У меня от неожиданности спина закружилась и зубы запотели. Это же великая пьеса-блюз «мэна» и композитора Рея Чарльза! Вот тут я ливерпульцев зауважал, потянулся за деньгами в карман. «К чёрту твист! – говорю я себе. – Окунёмся в ритм-энд-блюз, я уже не карапуз».

Записал на рентгеновские носители несколько песен квартета Битлз, те, которые предлагала звукооператор. В студии грамзаписи была гробовая тишина, и я усомнился в правильности выбора. К тому же, другие покупатели-меломаны спрашивали записи песен каких-то «роллингов», что настораживало. Вернувшись из поездки в центр домой, я сразу поставил на проигрыватель первую песню молодых ливерпульцев «Вся моя любовь». Это было что-то необычайное, завораживающее; нежная, весёлая, жизнерадостная музыка! Прослушал раз, два и так – до бесконечности. С этого момента я стал поклонником Битлз, поклонником гитары. Отрастил длинные волосы, постриг чёлку, приобрёл строгий костюм, надел белую сорочку с узким галстуком. Но, что-то для полного имиджа битломана  мне не хватало? Ну, конечно, гитары! В кладовке нашёл старую семиструнную гитару, отряхнул от полувековой пыли. Настроить не смог. Но не потому, что мешала лишняя струна, а потому что в музыкальном плане был не образован, - не знал нот и «строй» гитары. Расстроенный, с расстроенной гитарой, я пошёл «в народ». Тогда во всех дворах ребята пели блатные песни, а «продвинутые» парни - «Дом восходящего солнца». Во дворе гитару мне кое-как настроили, показали простенькие аккорды, называя их «звёздочкой», «лесенкой». Это меня заинтересовало, но не удовлетворило. И тут я вспомнил про одноклассника Сергея Фатеева, который поступил в музыкальное училище при Консерватории. Нашёл его телефон, позвонил, и мы встретились. Встретившись, мы поняли, что у нас много общего, а любовь к красивой музыке – сплотила нас. Он показал мне несколько красивых ходов и пассажей на гитаре в стиле «рок», от которых я потерял дар речи. А когда достал из-под дивана аккордеон и исполнил, легко гуляя по клавишам, «Тирольский вальс», восхищению моему не было предела. Я сразу «записался» к нему в ученики. Мы родились после второй мировой войны и выросли под эхом атомного взрыва. Война ускорила темп нашей жизни в пять раз. Наше поколение воспиталось на телевидении, а не на книгах. Учение – процесс слишком медленный. Музыка, как и телевидение, устанавливает моментальный контакт. Мы с Сергеем организовываем вокальный дуэт. К этому подвигло нарастающая популярность по всему Миру народных (фолк-рок) песен протеста против войны во Вьетнаме и угрозы атомной войны. «Мир стал слишком маленьким. Барабанный бой слышен повсюду, где бы ни находился барабанщик, - читаем мы в журнале «Америка». – Угроза термоядерной войны висит в загрязнённом воздухе. Отношение молодых людей к современной жизни особенно ясно ощущается в их музыке, электрической и глобальной, в их песнях, в которых звучат энергичные протесты против войны. Но музыка молодого поколения – тех, кому ещё нет 30 лет, - это нечто большее, чем отражение настроений молодёжи. Это марш протестующих, это хоровые кантаты надежд, это гимны свободы». Случаются, видимо, в истории музыки годы, когда новое искусство накатывает, накрывает с головой, захватывает в свои сети простых людей, не подозревающих о своей миссии, даёт им в руки инструменты и говорит: иди, играй. Певец Боб Дилан со своей «бандой» прокладывал путь к примирению рока с народным музыкальным искусством сельской Америки. Мы следили за его творчеством, и даже включили в свой репертуар популярную тогда балладу «Ответы гуляют с ветром». Ноты и русский текст, взяли из молодёжного журнала «Ровесник». Эта песня Дилана – простая, но она производит очень сильное впечатление на слушателей. Однако есть в ней и нечто такое, что удивляет и более искушённых людей. Это её гуманизм. В 1969 году мы сочиняем песню «Атом и мы» на текст Пита Лафаржа. Потом разучиваем всемирный гимн протеста «Всё преодолеем!» на мотив старинного бабтиского спиричуэла. Эти песни, под аккомпанемент  акустических гитар, исполняем во дворах друзьям, в походах, на открытых площадках и в других местах общения молодёжи. Не все понимали фолк-рок, но мы с Сергеем были «в потоке» мировых проблем, могли выразить их и гордились этим. «Петь – это значить любить и утверждать, возноситься и парить, проникать в сердца, рассказывать людям, что жизнь хороша, что в жизни есть любовь, что красота существует, но её надо искать и находить. Какое счастье смеяться и уметь петь!» - утверждала певица Джоан Баэз. Существовал тогда и народный способ общения с публикой. Так называемый, - квартирный концерт. Что нужно для проведения концерта в отдельно взятой квартире? Пара акустических гитар и сама квартира – вот, собственно, и всё. Десяток слушателей гарантирован даже самому маргинальному исполнителю. Мы же пели грамотно, в два голоса в стиле белого блюза, и поклонников хватало. Они шли не тусоваться, не красоваться, а действительно слушать. Это был единственный способ показать себя, свои песни, и пообщаться с другими музыкантами в человеческой обстановке. В квартире можно было исполнять всё, что хочешь, а не только проверенные шлягеры. Именно на таких концертах нам становилось ясно, что представляют собой наши слушатели, нравятся ли им наши музыкальное творчество. Видно каждое лицо, когда поёшь и играешь. Музыкой дело не ограничивалось, шли приватные разговоры и совместное выпивание. Вино сближает людей, оно делает жизнь проще и понятнее. Человек вёл себя так, как ему комфортнее, и это начисто снимало агрессивность. Я был всегда в центре притяжения; умел хорошо, с юмором поговорить и толково помолчать. Мои пантомимы не оставляли ни кого равнодушными, а виртуозная игра Сергея на гитаре, добавляло нам популярности. Сергей Фатеев, на почве бурных невзаимных амурных похождений, пишет ноты и тексты к песням «Кто ты?», «Конец любви», «Судьба», «Это был сон» и «О тебе». Сами названия определяли направление любовной романтики в его песнях. Я, впопыхах, догоняю его и напеваю мотив своей гипертрофированной пьесы «Песня о ласточках».